Vestnik Tomskogo Gosudarstvennogo Pedagogičeskogo Universiteta (Jan 2022)
РЕПРЕЗЕНТАЦИИ ОБРАЗА СТЕПИ В ПЕРЕВОДАХ ПОВЕСТИ А. П. ЧЕХОВА «СТЕПЬ» НА АНГЛИЙСКИЙ ЯЗЫК
Abstract
Введение. Рассматривается англоязычная переводческая рецепция повести А. П. Чехова «Степь» (1888), которая стала первым крупным произведением, ознаменовавшим переход к зрелому периоду творчества писателя. Определяющим пространственным ориентиром в повести и творчестве Чехова в целом выступает степь. В контексте изучения переводов повести на английский язык особое значение приобретает вопрос о диалектическом единстве национальной и универсальной проблематики в чеховском образе степи. Цель – изучение множественных репрезентаций образа степи в англоязычных переводах повести «Степь» в его двух взаимосвязанных измерениях: как национально-маркированного географического пространства и как «ландшафта настроения». Материал и методы. Материалом исследования послужили переводы «Степи» на английский язык, выполненные Э. Л. Кэй (1915), К. Гарнет (1919), Р. Хингли (1980), А. Миллером (1989), Р. Уилксом (2001), Р. Пивером и Л. Волохонской (2004) и отражающие различные этапы восприятия повести. В основе методологии настоящего исследования – сравнительно-сопоставительный метод изучения оригинала и переводов, объектом сопоставления выступают устойчивые формально-содержательные компоненты (мотивы), формирующие образ степи («простор», «даль», «тоска», «одиночество»). Результаты и обсуждение. Основная пространственная характеристика степи – ее бесконечная протяженность – выражена в повести мотивами простора и дали. Данные понятия отражают особенности восприятия пространства носителями русского языка. Нерасторжимая связь пространства с национальной ментальностью наиболее ярко проявляется в слове «простор». Мотив простора является центральным в авторской трактовке образа степи Чеховым. Простор степи лишает человека ориентиров, делает пространство несоразмерным его устремлениям. Анализ мотива «простор» в переводах повести позволяет говорить о двух тенденциях: с одной стороны, переводчиками выделяются универсальные составляющие пространственной семантики (эквиваленты «space», «room»), с другой – предпринимаются попытки передать специфические свойства русского простора (эквиваленты «spaciousness», «wide (vaste) expanse», «vastness»). При передаче мотива дали основным эквивалентом выступает существительное «distance». При этом отмечаются его отличия от значения исходной единицы «даль»: соотнесенность в большей степени с длиной, чем с широтой пространства, присутствие вектора движения. Наиболее очевидными трансформациями оригинала при передаче мотива дали можно считать использование переводчиками лексических единиц с семантикой границы («end», «horizon», «limits»). Образ степи в чеховской повести построен на тесной связи изображения степных пейзажей с душевным состоянием героев. Пространство степи выступает проекцией их внутреннего мира. Непреодолимость степи, нескончаемое однообразие и монотонность ее пейзажей вызывают всеохватное чувство тоски и одиночества, которые становятся ключевыми мотивами, формирующими образ степи как «ландшафта настроения». «Тоска» относится к ключевым словам русской культуры. Национально-культурная специфика, в частности связь тоски с русскими пространствами, определяет обнаруженные в переводах трансформации мотива тоски. Он представлен широким рядом эквивалентов, формирующих для восприятия англоязычного читателя новое поле смыслов. На первый план в нем выходит общее значение горя или страдания («grieve»/«grief», «misery»/«miserable»/«miserably», «anguish» и др.), реже – желания чего-либо («longing», «yearning»/«yearn»), т. е. в переводах актуализируются прежде всего культурно-универсальные эмоциональные ассоциации. Индивидуальное воплощение данный мотив приобрел в переводе Хингли, где эксплицируется связь тоски со смертью («agonized», «lamenting», «dying»). Сходные трансформации обнаруживаются при передаче мотива одиночества. Наиболее часто переводчики выбирают эквиваленты, соответствующие оригиналу своей эмоциональной окрашенностью («lonely»/«loneliness», «solitary»/«solitariness», «solitude»). Заключение. Образ степи заключает в себе неразрывную связь русской национальной и чеховской индивидуально-авторской картин мира. Включенность формирующих образ степи мотивов в глубокий национально-культурный контекст ограничивает их переводимость на язык иной ментальности, что подтверждается множественностью и разнообразием предлагаемых переводчиками эквивалентов. С их помощью переводчики адаптируют образ степи, как правило выводя на передний план в рассмотренных мотивах универсальные смыслы и редуцируя национально-специфические, а вместе с тем и авторские, расставляют индивидуальные акценты в своих интерпретациях. В то же время вследствие такой, очевидно, неизбежной культурной адаптации в рассмотренных переводах не сохраняется «резонансный» принцип построения текста повести, реализованный Чеховым в системе авторских повторов.
Keywords
