Quaestio Rossica (Jun 2024)
Мистериальная традиция в повести Михаила Пришвина «Мирская чаша»
Abstract
Статья посвящена одному из ключевых произведений в творчестве М. Пришвина – повести «Мирская чаша» (1922), которая впервые анализируется как мистериальный текст в контексте европейской мистериальной традиции и мистерий Серебряного века («Двенадцать» А. Блока, трилогии «Антихрист» / «Пришедший» / «Пасть ночи» А. Белого, «Бесовское действо» А. Ремизова, «Сон в пустыне» и «Лик человеческий» Вл. Гиппиуса). Пришвин выступает продолжателем мистериальной традиции в русской культуре начиная с В. Соловьева до И. Бродского. Среди наиболее характерных черт мистериальной поэтики в повести – выход за пределы видимого мира (метаистория), чаяние его преображения, символика креста, воскресения Лазаря, чисел «12» и «X» и евхаристической чаши. «Мирская чаша» оказывается одновременно мистерией революции («черной мессой») и длящейся «мистерией Голгофы». Ключевой символ евхаристической чаши отсылает к архетипическим сюжетам западного Средневековья – мифам о поиске Грааля и скитаниям Фауста. С мифом о Святом Граале Пришвин был знаком в интерпретации Р. Вагнера (опера «Парсифаль»), музыку которого писатель высоко ценил в юности. Выявляется сюжетное сходство (этапы «посвящения») между Алпатовым и средневековыми рыцарями Парсифалем и Ланселотом. Алпатов – своего рода русский Парсифаль, каждая встреча для которого становится уже обретенным Граалем, согласно евангельскому и мистериальному закону, акцентированному русской религиозной мыслью. По этому закону отданное возвращается; в каждом встречном проступает лик Христа. Сострадание как главная черта Алпатова становится реальной действующей силой, ибо по-евангельски касается всех, в том числе и тех, что «не ведают, что творят». Алпатов тем самым оказывается и в роли Богородицы, молящейся «о всех без разбора», из древнерусского «Хождения Богородицы по мукам», которое Достоевский назвал в «Великом инквизиторе» мистерией. Устанавливается влияние пьесы-мистерии Вл. Гиппиуса «Сон в пустыне» на мистериальный план «Мирской чаши». Писательское призвание осмысляется Пришвиным как роль миста, посвящающего читателя в свою мистерию и открывающего ему возможность нового воссоединения человека и Бога, новых отношений между людьми, дар видения гармонии в природе.
Keywords
