Визуальная теология (Dec 2019)
Cryptoepiphany in Plato Texts / Криптоэпифания у Платона
Abstract
Ancient epiphany is well studied in modern cultural and social anthropology. But this does not mean that all its sides are equally analyzed by the researchers. This article discusses the use by Plato the techniques for describing cryptoepiphany in classical antique narrative. Examples of the hidden presence of the gods among people, their invisibility, the threat of meeting a deity in its true form are often found in ancient narrative - from the Homeric epic and Homeric hymns to Apuleius’ Metamorphoses. Such stories violate the “scheme” of the epiphany act, which is customary for the ancient text. The phenomenon of the gods, even quite obvious from the point of view of the narrator, is not accompanied by his recognition by the characters (or most of the characters) involved in the story. The invisibility of a deity, or its concealment under a different appearance, points out not only to the superiority of god(s) over man with all the ensuing consequences. It is associated with the natural complexity of transcendence between immortals and mortals. Here, human perception cannot be a criterion of truth, so doubt or recognition of the inability to understand what is happening becomes the most correct strategy. In another way, it can be described as a strategy of alertness to the unusual and unfamiliar. Plato uses this strategy in an ironic context in the dialogs «Sophist», «Protagoras», «Euthydemus». The words of Socrates spoken to the Stranger from Elea in the first dialogue are an indication of the archetypal topos of fear of the divine supervision of people. The irony is especially acute in relation to the sophists – revealing their wisdom, which claims to be universal, that is, divine character, they seem to be gods – but false. In cosmology of sophists, the gods lose their privileged status, transforming into human fiction. Consequently, the «sages» who replaced them cannot possibly possess divine knowledge (it absents in their world). They can only be false gods ridiculed by Socrates. Note that in the same sense Plato uses the motive of cryptoepiphanic invisibility of the deity. In the second book of the «Republic», Glavkon talks about the Gyges from Lydia, who miraculously received the gift of invisibility and made full use of it, having seized the queen and seized the throne. Plato points out that Gyges acted similarly to how the gods act in relation to people – implying exactly the epic descriptions of cryptotheophany. The Gyges’s ring is a kind of thought experiment that reveals the weakness of human nature. Theology of Plato, as we know, is built on a different idea of the gods - their immutability, goodness and lack of deception in communication with people. Therefore, the ironic intonation chosen by Plato transforms the traditional mythological narrative, which turned out to be in a critical context of ancient philosophical thought. Тема античной эпифании достаточно хорошо изучена в современной зарубежной культурной и социальной антропологии. Но это не означает, что все её стороны в равной мере освещены исследователями. Настоящая статья рассматривает использование Платоном приёмов описания криптоэпифании в классическом античном нарративе. Классические примеры скрытого пребывания богов среди людей, их невидимости, угрозы встречи с божеством в его подлинном облике широко встречаются в античном нарративе – от гомеровского эпоса и гомеровских гимнов до «Метаморфоз» Апулея. Такого рода рассказы нарушают привычную для античного текста «схему» акта эпифании. Явление богов, даже вполне очевидное с точки зрения рассказчика, не сопровождается его узнаванием со стороны персонажей (или большинства персонажей), задействованнных в сюжете. Невидимость божества (либо же его скрытость под чужим обликом) фиксирует не только превосходство бога (богов) над человеком со всеми вытекающими отсюда последствиями. Она связана с объективной сложностью трансценденции между бессмертными и смертными. Здесь человеческое восприятие не может стать критерием истины, поэтому сомнение или признание в неспособности понять происходящее становятся наиболее правильной «стратегией». По-другому её можно описать как стратегию настороженности перед необычным и непривычным. Данную стратегию Платон использует в ироническом контексте в диалогах «Софист», «Протагор», «Евтидем». Обращение Сократа к Чужеземцу из Элеи в первом диалоге является указанием на архетипический топос опасения перед божественным «присмотром» за людьми. Особенно остра ирония в отношении софистов: раскрывая свою мудрость, претендующую на всеобщий, то есть божественный, характер, они как бы являют собой богов – да только не настоящих, а подложных. В космологии софистов боги, как мы помним, теряют свой привилегированный статус, превращаясь в человеческую выдумку. Следовательно, заменившие их «мудрецы» никак не могу обладать божественным знанием, отсутствующим в софистическом мире – там нет подлинных его носителей. Они (лжемудрецы) могут быть лишь ложными богами, разоблачаемыми Сократом. В том же смысле Платон использует и мотив криптоэпифанической невидимости божества. Во Второй книге «Государства» Главкон рассказывает о лидийце Гиге, который чудесным образом получил дар невидимости и сполна использовал его, соблазнив царицу и овладев престолом. Платон указывает, что Гиг действовал подобно тому, как боги действуют в отношении людей, – подразумевая именно эпическое описание криптотеофании. Перстень Гига – это некий мыслительный эксперимент, позволяющий вскрыть слабость человеческой натуры. Теология Платона, как известно, строится на ином представлении о богах – их неизменности, благости и отсутствии обмана в коммуникации с людьми. Поэтому ироническая интонация, выбранная Платоном, преобразует традиционный мифологический нарратив, оказавшийся в критическом контексте античной философской мысли, делая его либо орудием мыслительного эксперимента, либо средством разоблачения ложной мудрости.
Keywords
